Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]

И вот — снова войска. Полк. Маршал Конев размышлял: «Полк учит, полк воспитывает, полк по–настоящему готовит кадры. Комполка — организатор боя, он обязан правильно использовать артиллерию, полностью и до отказа дать огонь, а не штык, использовать танки, использовать поддержку сапёров и даже авиацию, запросив решения высших инстанций. Он хозяин на поле боя, в организации боя. Вот кто такой командир полка, вот почему я с большим желанием пошёл на эту должность. Командовал полком пять лет. Многие говорили, что «засиделся», предлагали всякого рода должности, намекали, иногда даже иронизировали… Я учил полк и учился у полка. Проводил занятия сам, очень сложные, продолжающиеся непрерывно днём и ночью, с выходом в поле, с отрывом от базы, учил полк маршам и походам, боевой стрельбе и тактике, взаимодействию…»

Основным пулемётом стрелкового полка в то время был станковый пулемёт «максим». И однажды Конев вдруг понял, что недостаточно полно владеет тактико–техническими данными этого вида оружия. И вот, когда жизнь в палаточном городке замирала и службу несли только дозоры, комполка пригласил к себе в штабную палатку начальника боепитания. Пригласил не одного, а… с пулемётом. Бывший офицер Русской армии, опытный оружейник, тот быстро ввёл командира полка в курс дела. Ночи напролёт они разбирали и собирали «максим», обсуждали его боевые характеристики. Не раз выезжали на стрельбище. Во время первых же инспекторских стрельб комполка сам лёг в пулемётный окоп, заправил ленту в приёмник и выполнил задачу на «отлично».

Войсками Московского военного округа, в который входили все войсковые подразделения, дислоцированные в Нижнем Новгороде и окрестностях, а значит, и 17‑я стрелковая дивизия с 50‑м полком Конева, командовал в тот период И. П. Уборевич. Впервые они познакомились ещё на Дальнем Востоке. Вообще, надо заметить, дальневосточники, оказавшись потом волею судьбы в других округах, легко сходились, дружили и в любом случае чувствовали нечто большее, чем просто служба. Потом, во время Великой Отечественной войны, дальневосточные корни тоже давали о себе знать. Берлин и Прагу маршал Конев будет штурмовать с дальневосточниками — генералами Рыбалко и Курочкиным.

Уборевич сразу выделил из массы командиров комполка Конева. Всегда подтянутый, аккуратный в одежде и службе, он привлекал к себе внимание командующего округом тем, что и полк его отличался прекрасной выучкой. Надо заметить, что Конев обладал и ещё одним даром, который всегда ценился в войсках и, пожалуй, ценится до сего времени. Он умел подать и себя, и свою работу, и боевую выучку своих подчинённых из числа командиров и бойцов. Что ж, ему было что и кого подавать. Это качество, которое, впрочем, он никогда не ставил впереди дела, он приобрёл в комиссарские годы.

В 1932 году город Нижний Новгород был переименован в Горький — в честь первого пролетарского писателя, которого очень уважал и любил Сталин. Название Нижегородская исчезло из наименования 17‑й стрелковой дивизии. Какое–то время её пытались именовать Горьковской, но новое название не прижилось.

В тот же год Конев снова отбыл в Москву для продолжения образования.

Дочь маршала Наталия Ивановна бережно хранит среди прочего записи отца, сделанные им в дни учёбы, в тот самый период, когда он взахлёб слушал лекции Шапошникова, Свечина, Верховского, Лигнау. Вот некоторые фрагменты этих записей.

«Ныне действующей Академии Генерального штаба тогда ещё не было, и высший комсостав осваивал сложные проблемы вождения войск в Особой группе Академии им. Фрунзе.

(…) у нас к тому времени уже складывались собственные взгляды, определялись методы практического решения боевых задач. Новое в теории зарождалось не только в академии, но и в войсках, на опытных учениях и маневрах.

Мы изучали и разрабатывали вопросы глубокого боя и глубокой операции. Это была принципиально новая теория вождения массовых, технически оснащённых армий.

В ходе глубокой операции решались задачи прорыва обороны противника с одновременным ударом на всю её тактическую глубину, взлом фронта противника и немедленный ввод эшелона подвижных войск — танковых, механизированных корпусов для развития тактического успеха в успех оперативный».

Здесь мы прервём записи маршала и, нарушив хронологию, вновь перенесёмся в 41‑й и последующие годы Великой Отечественной войны. В июле 41‑го, командуя 19‑й армией, Конев станет свидетелем того, как захлебнутся глубокие прорывы танковых корпусов в обороне немцев, усиленной короткими контрударами. Командуя войсками Западного и Калининского фронтов, он будет отражать удары танковых и моторизованных клиньев фельдмаршала фон Бока и генерала Моделя. И многому у них научится. Уже в 43‑м под Белгородом и Харьковом он проведёт одну из своих самых блестящих операций, а потом, в 44‑м и 45‑м, доведёт тактику глубокого маневра на охват противника до совершенства. В каждом из сражений будет участвовать всё большее количество войск и вооружения, техники и иных ресурсов войны, и каждое из них будет завершаться всё большим поражением войск противника и захватом многочисленных трофеев и пленных.

Записи маршала Конева: «По этим проблемам высказывались Тухачевский, Шапошников, Триандафиллов, — мы осознавали, что будущая война будет войной моторов.

(…) настрой на учёбу был глубоко характерен для военной академии. Он чувствовался а аудиториях, где негромко звучали оценки обстановки, отдавались приказы, и шумно проявлялся в перерывах между занятиями, в коридорах, в яростных спорах о том, как лучше обороняться, как лучше нанести удар. Думаю, что слушатели многих поколений сейчас тепло улыбнутся, вспомнив вечный вопрос о том, каким флангом бить».

Конев пишет о своих однокашниках, не нюхавших пороха, с мягкой иронией. Можно его понять. Он и те, кто вернулся с фронтов гражданской войны, в лекциях преподавателей, в каждом их слове видели несколько иное. Теорию управления войсками они слушали примерно так, как в бою слушают приказ: прошлое и будущее мгновенно сопрягалось, выдавая картинку наиболее вероятного. Вот почему им, слушателям другой, Особой группы, так не терпелось вновь оказаться в войсках, в родной стихии, где на практике, в поле, на рельефе, применить то бесценное, что они впитали здесь, в аудиториях со слов преподавателей, из книг, которых раньше не знали, из журнальных публикаций, где обобщался опыт не только тех боёв, участниками которых совсем недавно были они сами, но и вся история войн.

«В Особой группе внешне всё выглядело иначе, — писал маршал Конев, — спокойней, солидней, значительней, но хорошо помню, что за сдержанностью скрывался накал страстей: сильные, умудрённые войнами люди, склонившись над картами, решали военную задачу с таким напряжением ума, точно в этом весь смысл бытия».

Конев дал очень точный психологический рисунок той особой атмосферы, царившей в Особой группе. Можно предположить, что во время этих занятий приобретали не только курсанты, но и преподаватели. И, конечно же, учились друг у друга. «Склонившись над картами», они, конечно же, мысленно «перевоёвывали» те боевые операции, которые совсем недавно разрабатывали или непосредственно выполняли во главе отрядов, полков, дивизий и дивизионов.

С ним же происходило то, что и с многими крестьянскими детьми, перед которыми открылись массивные двери аудиторий. Он вошёл в неё скромно, не топая сапогами, но с достоинством командира, уже имевшего немалый боевой опыт. И налёг на учёбу с таким прилежанием, с такой жадностью, что по окончании курса получил предложение остаться на преподавательской работе.

«…с признательностью вспоминаю Бориса Михайловича по личному поводу. После моего доклада о Мартовской операции 1918 года профессор военной истории Коленковский рекомендовал командованию оставить меня преподавателем академии. Всегда внимательный, Шапошников после моих настоятельных просьб и доводов согласился, что моё место — в строю, хотя я очень люблю историю», — так об этом вспоминал сам Маршал.

Забегая вперёд на десятилетия, стоит заметить, что история всё же полюбила Конева. Он не оказался среди забытых. Ведь память истории, а уж тем более людская память — категория куда как тонкая, прихотливая.

Именно тогда, в конце тридцатых, в Особой группе слушателей Военной академии им. М. В. Фрунзе, в самый канун войны, будущий маршал твёрдо уяснил одну из главных заповедей полководца: каждая операция должна глубоко и всестороннее прорабатываться, каждым маневр войск должен иметь мотивировку и просчитываться на несколько шагов, а также обеспечиваться маневром других родов войск и тылами. Однажды Б. М. Шапошников на очередном занятии по тактике обронил: «Не вытряхивайте свои дивизии из рукава, реально рассчитывайте марши. Ваши солдаты идут ночью, в осеннее время, вы этого не учитываете и не представляете себе, какими придут войска к полю боя…» Конев тут же записал эту мысль и запомнил её на всю жизнь. И всю войну потом поверял ею свои действия. И тому же учил подчинённых. Ох как непросто будет овладеть этой теорией на практике! Какими колоссальными потерями будет оплачен опыт 41‑го и 42‑го годов! Но молодые маршалы и генералы Сталина всё–таки освоят науку побеждать и переиграют опытных фельдмаршалов Гитлера в самой жестокой, самой масштабной и кровопролитной и самой маневренной войне XX века.